Цепь событий в последней четверти ХХ - начала ХХI века обострила множество стереотипов относительно принципов современного мироустройства. Напрямую коснулись они и факторов, которые оказывают определяющее влияние на характер международных отношений.
Во-первых, будучи самой молодой мировой религией, хотя его история насчитывает 14 столетий, ислам, особенно в последние несколько десятилетий, переживает созидательный бум. Причем происходит это не только в регионах традиционного доминирования, но и путем освоения новых ареалов, включая Европу и Америку.
Во-вторых, в силу охватности и универсальности своего применения ислам активно внедряется в сферу международных отношений, в частности в форме реакции стран Третьего мира на политическую и культурную экспансию Запада. Надо заметить, что, в отличие от христианства, он и поныне означает для своих последователей нерасторжимое единство веры, религии, государственно-правовых установлений и определенных форм культуры. Отсюда и проистекают поразительная способность ислама к политизации, важное влияние, которое он оказывает на поведение мусульманских стран.
В-третьих, именно религия присутствует в качестве одной из броских мотиваций либо форм прикрытия при большинстве локальных конфликтов современности, будь то арабо-израильское противостояние, войны в Югославии или Чечне, иракская проблема и т.д. С 1990-х это воздействие напрямую ощущается в Центральной Азии, главным образом через тлеющий конфликт в Афганистане, очаги экстремизма в Ферганской долине.
Ясно, что и власти предержащие, и некие темные силы в обществе издревле прибегали к религиозной риторике для продвижения своих, зачастую низменных, интересов. Этим можно объяснить исторически сложные отношения между исламом и христианством, хотя, по большому счету, противоречия между крупнейшими конфессиями не столь глубоки, чтобы порождать нетерпимость. Схожего, даже роднящего между ними несравнимо больше. Неспроста и учение Христа, и пророчество Мухаммеда иначе именуются небесными религиями. Но со времен «крестовых походов» европейцам целенаправленно насаждался негативный образ ислама. В колониальную эпоху о нем окончательно сложилось представление как о некой репрессивной и реакционной религии. Мало кого в Старом Свете интересовало, что исламский мир гораздо раньше достиг вершин цивилизации. Плоды его явились предтечей средневекового Ренессанса в Европе. Отголоски подобной дремучести и корыстных фальсификаций, к сожалению, сохраняются и по сей день.
Зародившись в VII веке на Арабском полуострове, откровения, собранные в Священном Коране, всего через 150 лет обрели ареал почитания на громадном по своим размерам пространстве – от берегов Атлантического океана на западе до границ Китайской империи на востоке. Непреложный факт заключается в том, что подавляющее большинство земель, когда-либо подпавших под «зеленый стяг», и поныне составляют одно из самых жизнестойких цивилизационных и политических объединений.
Впрочем, полагать, что триумфальное шествие лучезарного учения проходило повсюду на добровольной основе – означало бы погрешить против истины. Местами процесс сопровождался актами силового принуждения и кровопролитными сражениями народов, противившихся экспансии новой идеологии. Это наблюдалось, к примеру, в сасанидском Иране и странах Закавказья. Так происходило в ряде районов Центральной Азии.
Однако прогрессивность исламских идей, их консолидирующий заряд мотивировали превращение третьей мировой религии в важный элемент общественно-политической жизни многих народов Востока, обусловили «мусульманский ренессанс» во всех сферах деятельности. Центральная Азия, в свою очередь, внесла неоценимый вклад в развитие общемусульманской науки и культуры, теории и практики исламского права. Труды выдающихся мыслителей Абу Насра аль-Фараби, прозванного вторым Аристотелем, основоположника алгебры Аль-Хорезми, признанного патриарха медицины Ибн Сины (Авиценны), физиков-астрологов Бируни и Улугбека, «учителя поэзии» Алишера Навои, авторитетных богословов Ходжи Ахмеда Яссауи, Имама Аль-Бухари, Аль-Маргинони, Ас-Самани, Аз-Замахшари и поныне штудируются, почитаются как кладезь мудрости.
Итак, на рубеже VIII—IX веков владычество ислама достигло пределов Центральной Азии. Хотя официальной религией большинства местных племен и народов он стал значительно позднее. Пока ислам успел занять прочную нишу в жизни оседлого населения, особенно Бухары, Коканда, Самарканда, но не степного края. На этих просторах преобладали кочевья тюркоязычных племен под собирательным названием «кыпчаки». Господствующим их верованием оставался шаманизм. Издавна тюрки поклонялись культу Неба — Тенгри, что, в частности, зафиксировано в орхон-енисейских надписях: «Вначале было вверху небо, а внизу темная земля, потом появились между ними сыны человеческие».
История щедра на парадоксы. Один из них затронул и процесс исламизации Центральной Азии. Так уж произошло, но именно нашествие Чингисхана, который также относился к приверженцам шаманизма, стимулировало приобщение кочевников к исламу. Поначалу он без разбора вырезал священнослужителей, уничтожал мечети, храмы и другие культовые сооружения. Стояла цель — сломить волю покоренных. Но в какой-то момент политика подавления религиозного самосознания сменилась попечительским отношением. Скоро отдельные монгольские нойоны приняли ислам, начали соблюдать обряды, облачаться в мусульманские одежды, хотя и не порывали с кочевническими традициями. Отчасти сказывался натиск завоеванной массы на немногочисленную диаспору поработителей. Вместе с тем проглядывалось влияние религиозного фактора в качестве мощного политического и идеологического инструмента. По преданию, сам основатель великой династии изрек: «Кто более велик — Аллах или христианский Бог, я не знаю. Но если они действительно велики, то пусть оба помогут мне».
Чингисхан завещал терпимо относиться к представителям разных вероисповеданий. Его потомки старались выполнять этот завет. Так, в землях, подвластных Золотой Орде, духовенству всех религий был создан льготный режим. Русская православная церковь и армяно-григорианская, например, были освобождены от выплаты дани и получали специальные ярлыки, которые защищали церковное имущество от произвола ордынцев. В столице Золотой Орды Сарае открывались храмы разных конфессий. В 1261 году там возникла православная епархия. Но сами ордынские правители в большинстве своем оставались язычниками-шаманистами. Впрочем, среди правящей элиты встречались приверженцы Христа, Мухаммеда и Будды.
К концу XIII столетия ислам выдвинулся в ранг официальной религии отколовшейся части империи Чингисхана — Золотой Орды. Обусловили такое развитие событий не только внутриполитические перипетии, интересы выстраивания единой идеологии и поддержания стабильных взаимоотношений между правящей верхушкой и многолюдным массивом кочевой державы. К потенциалу ислама властители Золотой Орды прибегали и для достижения конкретных внешнеполитических задач. Именно религиозная солидарность, например, позволила сколотить военный блок с мамлюкскими султанами Египта. Его острие было направлено на персидских ильханов. Формально золотоордынцы обвиняли ильханов в притеснении правоверных и осквернении мусульманских святынь. Истинные мотивы, разумеется, носили намного более приземленный характер. Важно другое — отныне ислам стал неотъемлемым элементом международной политики в регионе.
Период правления Берке-хана, представленный в мусульманских хрониках как «победа правоверия» в Золотой Орде, хотя и был фактом большой политической значимости, все же не привел к заметной исламизации государственной жизни и общественного быта. Языческие обычаи продолжали соблюдаться с такой же строгостью, как и в исконных сообществах.
«Золотым периодом» правоверия в Орде по праву считается эпоха царствования Узбека (1313—1341 гг.). При нем ислам занял доминирующее положение, местная культура приобрела подчеркнуто мусульманский отпечаток, а шаманы и ламы подверглись гонениям. Отныне каждый золотоордынский хан кроме личного тюркского имени носил и арабское. Так, судя по монетам, Джанибек именовался как Султан Джалал Ад-Дин Махмуд, Бердибек — Султан Мухаммад, Тохтамыш — Султан Насир Ад-Дин и так далее.
Намного опережая, аналогичные процессы имели место в государстве чагатаидов в Средней Азии. Таким образом, уже в XIV столетии Священный Коран стал преобладающим верованием на большинстве завоеванных монголами земель — от Южной Руси до границ собственно Монголии и Китая.
Вместе с тем также неверно полагать, что утверждение ислама в Центральной Азии происходило за счет вытеснения других верований, выдавливания нравов и обычаев. Скорее наблюдалось его наслоение на местную среду, сублимация всего того, на чем зиждилась духовная жизнь кочевых и оседлых народов с вытекающими тенденциями взаимопроникновения, ассимиляции существующих форм мировоззрений.
На протяжении этого многовекового процесса и ислам приобрел специфичные именно для Центральной Азии черты. Приобщение к исламским ценностям в силу известных предпосылок успешнее всего шло в городах и крупных населенных пунктах. Самарканд, Ташкент, Бухара, Хива, Туркестан служили средоточием религиозной жизни, там открывались мечети, возводились религиозные школы — медресе. Кочевая степь между тем оставалась поверхностно затронутой мусульманством, совмещая его элементы с привычными представлениями. В начале XV века фактический владыка Золотой Орды Эмир Едиге предпринял попытку насильственного внедрения ислама в Дешт-и Кыпчаке. Однако это не привело-таки к абсолютному триумфу правоверия в Великой Степи. Казахи как этническое ядро кыпчакского объединения наряду с исламскими продолжали почитать языческие обычаи, как и прежде, не переставали поклоняться духам предков.
Очередной этап в летописи ислама в среде кочевников Центральной Азии связан с колониальной политикой русского правительства.
Во второй половине XVI века Россия подчинила и включила в свой состав Казанское, Астраханское и Сибирское ханства. Тогда, после начального знакомства с местными татарами и башкирами, традиционно подверженными исламской вере, у русских сложился некий стереотип — будто население всего бывшего Джучиева Улуса — правоверные «магометане», а ислам — единственный источник их мировоззрения, государственного строя и общественного быта. Поэтому при покорении новых земель Россия не покровительствовала исламу, но и не прибегала к прямому насилию над совестью своих подданных. Не принуждала она народы Центральной Азии и к принятию христианства.
Лишь позднее в качестве подавления аборигенов началась кампания гонений на мусульман, ставших особенно ожесточенными в первой половине XVIII века. Тогда именным указом императора предписывалось распространять среди местного населения христианство, освобождать новокрещеных от податей и рекрутчины, возлагая то и другое на некрещеных.
Правда, очень скоро в связи со всплесками недовольства и ничтожностью результатов христианизации такая политика была признана ущербной и пересмотрена. Отныне дабы вызвать симпатии подданных в Санкт-Петербурге принялись за поощрение «магометанства». Возводились мечети, религиозные школы. Так, в 1755 году был основан Сеитовский посад, ставший центром мусульманской науки на границе с Казахской Степью. Отсюда в отдаленные края посылались проповедники — муллы и улемы. То есть впервые в истории Великой Степи насаждение исламской веры шло не только с юга, но и с севера. Хотя, за исключением южных регионов Казахстана, исторически тяготеющих к оседлым народам Средней Азии, исламизация степной зоны не возымела существенных подвижек.
В большей части самой Средней Азии уже в IX веке преобладание обрел ханифитский толк — наиболее умеренный среди четырех мазхабов (направлений) Шариата (исламский кодекс). Этому способствовали обширные завоевания Арабского халифата, дошедшие до крупных городов и торговых центров региона, активная миссионерская деятельность мулл и улемов, а также благоприятные предпосылки для насаждения религии, свойственные почти всем оседлым цивилизациям. С завоеванием монголов-язычников коренное население продолжало почитать ислам, за что порой подвергалось гонениям.
К концу XIII столетия ситуация начала меняться. Как это происходило в аналогичных случаях, неминуемой оказалась идеологическая адаптация горстки язычников-завоевателей к условиям завоеванной массы.
В эпоху эмира Тимура исламское верование застолбило свою монополию. Правда, дань прошлому отдавалась и здесь. Войско Тимура хотя и было мусульманским, по своему военному устройству хранило верность традициям Чингисхана.
Так или иначе, учение Пророка Мухаммеда стало одним из мощных факторов идентификации народов региона. При этом степень религиозности была наибольшей у оседлых народов и наименьшей — у кочевников. Это подтверждают и авторитетные источники. К примеру, представительницы кочевых народов никогда не носили скрывающих лиц покрывал — «чадр» или «абайя». Многие ограничивались соблюдением религиозных формальностей лишь по знаменательным случаям. Вменяемые при этом Кораном в обязанность пять столпов-предписаний соблюдались меньшинством. Здесь никогда не вершились шариатские суды. В каждодневной мирской практике исламские традиции тесно перекликались с вековыми нравами шаманизма и почитания духов предков — аруахов. На духовно-нравственные ориентиры наложили отпечаток суфийские «тарикаты» (заветы) — «накшбандия», «кубрауия», «яссауия», выдвигающие особую философию приобщения к Вечному путем самоочищения, внутренней концентрации и аскетизма. Местные общества также впитали в себя ценности доисламского периода из зороастризма, буддизма, манихейства.
В результате ислам в центральноазиатской действительности вобрал в себя общепринятые нормы и исторический традиционализм. Применительно к казахам, кыргызам и отчасти туркменам речь, скорее, можно вести о неком симбиозе исламских порядков, многовекового духовного наследия и этнических особенностей. «Исламская культура средневекового Казахстана имела свою специ-фику, мало соответствующую догмам нормативного ислама, — писал по этому поводу и президент Нурсултан Назарбаев. — Суфизмом Яссауи были проникнуты все уровни менталитета тюркоязычного общества того времени».
Без существенных изменений религиозные аспекты жизнедеятельности народов Центральной Азии оставались вплоть до конца ХIХ века.
До этой поры такие мелкие княжества, как Кокандское и Хивинское ханства или Бухарский эмират, сохраняя декларативный суверенитет, все же не испытывали какого-либо серьезного идеологического нажима со стороны Российской империи. В Санкт-Петербурге хорошо помнили пагубность скороспелых затей. Вот почему если политическая и торгово-экономическая экспансия шла активно, то вмешательство в духовные дела оставалось мизерным. Даже казахи и кыргызы, будучи целиком во власти колониальной машины, почти не подвергались гонениям на религиозной почве.
В свою очередь, национально-освободительные движения, вспыхивавшие в Степи, лишь изредка обращались к религиозным лозунгам. Это снова же подтверждает тезис о том, что ислам не пустил глубокие корни в мировоззрение кочевого общества. Он не мог нести ту объединительную миссию, которой обладали пат-риотизм или национализм.
Следующий поворотный пункт — 1917 год. Год, который на протяжении 70 лет XX века на одной шестой части суши считали поворотной вехой в истории человечества. С победой большевистской революции в России и образованием СССР народы Центральной Азии пережили беспрецедентную смену идеологических ориентиров. Помимо форсированного и противоестественного насаждения коммунистических идей в обществах, фактически находившихся в формации феодализма, регион оказался отрезанным от остального мусульманского мира. В пылу пропагандистской борьбы советская карательная система репрессировала тысячи священнослужителей, унич-тожила сотни мечетей и медресе.
В СССР, конечно, существовали формальные гарантии свободы, в том числе совести. На деле большевики напрочь отвергали любые виды вероис-поведания, будь то христианство, ислам или иные. Пресловутое изречение Карла Маркса о том, что «религия — опиум для народа», стало девизом мракобесов в насильственном «промывании мозгов».
Ислам, как базовый компонент традиционных центральноазиатских обществ, был подвергнут массированной атаке. Это выразилось в повсеместном закрытии мечетей, репрессиях против религиозных служителей, преследовании связанных с исламом обычаев, «алфавитных революциях» с переводом местных языков сначала на латинскую графику, а затем — на кириллицу. В результате ислам в СССР был лишен своего экономического базиса (посредством запрета религиозной собственности), духовной основы (посредством уничтожения исламской литературы), связи с другими исламскими народами (посредством запретов на заграничные путешествия и паломничества), других форм (посредством закрытия мечетей, борьбы с постами, религиозными праздниками и прочими церемониями), своего социального основания (например, посредством запрета «Закята»). Целям радикальной трансформации способствовали также форсированно осуществлявшиеся индустриализация и коллективизация.
В итоге несколько поколений было взращено на принципах воинствующего атеизма и научного коммунизма. Любые проявления религиозности, вплоть до сугубо обрядовых, жестко пресекались как рудименты «темного прошлого».
Но даже в условиях оголтелого тоталитаризма воспроизводство религиозных представлений не прекратилось. Так, например, в исламе есть принцип «Такия», заключающийся в «благоразумном скрывании веры». Большая часть коренного населения продолжала идентифицировать себя с мусульманами. И не только рядовые граждане, но и сформированная в годы советской власти культурная и политическая элита региона скрытно, но соблюдали традиции мусульманства, соответствующие обряды.
Расул Жумалы |
