История взаимоотношений Великой степи и Поднебесной империи насчитывает тысячи лет. Многие страницы истории Казахстана известны нам сегодня только благодаря сохранившимся китайским источникам. Вместе с тем в отличие от времен хунну или древних тюрков роль Китая в истории Казахского ханства никогда должным образом не освещалась. В советское время всего однажды, да и то только в 1989 г., был издан мизерным тиражом сборник исторических документов под названием “Цинская империя и казахские ханства”, причем под грифом “Для служебного пользования”. Кстати, под таким же грифом в Китае распространялась книга “История джунгарского ханства” известного советского историка И.Златкина.
Не секрет, что происходило это в первую очередь в связи с прохладными отношениями КНР и СССР. Две самые большие страны социалистического лагеря не только по-разному толковали Маркса или оценивали роль Сталина в мировой истории. В шестидесятые годы прошедшего века правительство Китая даже озвучивало территориальные претензии к Советскому Союзу. Основания для этого китайские политики от историографии находили в событиях середины XVIII века. Во-первых, китайцы претендовали на завоеванную в тот период территорию Джунгарии, то есть значительную часть сегодняшних Алматинской, Жамбылской и Восточно-Казахстанской областей. Во-вторых, многие историки соседней страны считали, что казахи с указанного времени являлись подданными Поднебесной и, соответственно, процесс присоединения Казахстана к России расценивался как захват территории Китая.
В Советском Союзе подобные притязания отметали не задумываясь. “В 1758 г. Цины захватили территорию современного Синьцзяна, и западные рубежи Цинской империи не простирались далее этой провинции. Подавляющее большинство казахского народа, поддерживаемое Российским государством, воспрепятствовало экспансионистским домогательствам маньчжурских завоевателей. К этому времени почти вся территория Казахстана юридически уже входила в состав Российского государства, а потому военно-политические планы цинов поработить казахский народ потерпели крах”, - заявляли, например авторы пятитомной “Истории Казахской ССР”.
Как может убедиться читатель, точки зрения были взаимоисключающими. Так кто же был прав в этом историко-политическом споре? Для того чтобы ответить на этот вопрос требуется совершить небольшой экскурс в прошлое. И здесь наряду с Цинской империей и Казахским ханством нельзя обойтись без некоторых ключевых моментов в истории Джунгарского ханства.
Как известно, для покорителей Китая – маньчжурской династии Цин – самыми лютым врагом являлось Джунгарское ханство. В 1715 году между этими государствами началась очередная война, и успех в ней поначалу сопутствовал джунгарам. Хунтайджи Цэван-Рабдану в 1717 году удалось овладеть даже Лхасой (Тибет). Однако в том же году у Китая появляются союзники, которыми стали казахские ханы Каип и Абулхаир. Последние во главе тридцатитысячного войска собирались хорошо поживиться в джунгарских кочевьях, оставшихся без защиты, но их ожидания не оправдались. На р. Аягуз – границе Джунгарского и Казахского ханств – горстка джунгар дала решительный отпор этому воинству. Однако казахские ханы на этом не успокоились и в 1720 году все-таки прорвались на территорию Джунгарии.
Естественно, что Цэван-Рабдан не собирался спускать с рук этот грабительский набег своим западным соседям и только ждал удобного случая, который вскоре представился. В конце 1722 г. умер цинский император Сюанье (Канси), и между Ургой и Пекином было заключено перемирие.
Уже весной 1723 года джунгарская армия, под командованием любимого сына Цэван-Рабдана, богатыря Шоно-Дабо, вторглась в казахские степи. С этого момента начинается время, известное по фольклорным данным как “актабан шубырынды” (годы великого бедствия), а в нынешней исторической литературе – как Отечественная война 1723-1730 гг. Джунгары легко пресекли все попытки организованного сопротивления со стороны казахов и вскоре установили контроль над колоссальной территорией. Однако в 1727 году Цэван-Рабдан скончался, и в Джунгарии началась обычная для кочевников в таких случаях свара за власть между сыновьями покойного. Трон достался Галдан-Цэрену, но было потеряно время, чем воспользовался казахский главнокомандующий – хан Абулхаир – и перешел в наступление. Он дважды нанес поражение джунгарским войскам, отбросив их за Балхаш, после чего в 1730 году стороны пошли на мировую.
Многие современные казахские историки до сих пор никак не могут простить Абулхаиру того обстоятельства, что он не продолжал войну до последнего ойрата. Даже в солидных научных трудах частенько приводится легенда (запущенная еще М. Тынышпаевым), что после аныракайской победы в 1730 году хан Абулхаир, раздосадованный результатом выборов верховного хана, дал команду подчиненным отрядам из Младшего жуза поворачивать коней. Однако эта версия на серьезных данных не основывается, и была убедительно развенчана И. Ерофеевой.
Вероятнее всего, что дело было в больших потерях, которые понесли казахи. Победы оказались “пирровыми” и продолжать войну сил уже не было. Иначе такой бывалый вояка как Абулхаир не преминул бы добить почти поверженного противника. Джунгары также не возражали против мира, поскольку вновь были вынуждены противостоять агрессии Цинской империи. Вообще новый хунтайджи Галдан-Цэрен понимал, что противостояние с казахами для джунгаров смысла не имеет, и никогда не выступал инициатором в конфликтах. Поэтому относительное спокойствие в джунгарско-казахских взаимоотношениях наблюдалось в течение десяти лет. До тех пор, пока на сцене истории не появился султан Аблай.
В 1740 году судьба свела в казахской степи двух искателей приключений – султана Аблая и беглого башкира Карасакала. Последний получил всемерную поддержку со стороны казахского правителя и вскоре стал одним из главных действующих лиц в первой авантюре Аблая. Карасакал стал выдавать себя за брата Галдан-Цэрена - Шоно-батыра и соответственно заявил свои права на престол. Сообщники учли то обстоятельство, что покойный Шоно-Дабо пользовался огромной популярностью в народе. Была разработана и соответствующая легенда, объясняющая, например, тот факт, что “джунгарский принц” совсем не владел “родным языком”. После чего Аблай сколотил Карасакалу отряд и отправил его совершать революцию в Джунгарии. Надо отметить, что Аблай питал слабость к разного рода самозванцам и впоследствии с удовольствием оказывал поддержку мнимому Петру III – Емельяну Пугачеву.
Однако план Аблая провалился почти сразу. Карасакал не сумел найти широкой поддержки среди джунгар, а Галдан-Цэрен быстро узнал, кто стоит за спиной внезапно воскресшего “братца”. Не выдержав столкновений с отрядами джунгарской армии, Карасакал вернулся восвояси. Галдан-Цэрен потребовал от Аблая выдать мятежника, но тот отказался и тем самым навлек беду на свой народ. В феврале 1741 г. в кочевья казахов вторглась тридцатитысячная джунгарская армия. Казахи потерпели поражение, а сам Аблай уже в начале войны угодил в плен, где и находился в течение двух лет. В 1743 году Галдан-Цэрен, уступая нажиму русских и казахских делегаций, освободил Аблая и тем самым подписал смертный приговор своему государству. Поскольку в плену (благо, условия пребывания были вполне сносными) Аблай времени даром не терял и успел не только обучиться ойратскому языку, но и обрасти различного рода знакомствами.
В 1745 году Галдан-Цэрен скончался и неугомонный казахский султан начал плести кружева интриг в развернувшейся борьбе за престол хунтайджи. В 1750 году джунгарским правителем в результате переворота становится Лама-Доржи. Аблай верный своим принципам начинает оказывать всемерную поддержку мятежникам Давачи и Амурсане. В 1753 году Давачи добивается престола, но Аблай умудряется рассорить недавних союзников, и стравив их между собой, становится на сторону Амурсаны. Последний оказался человеком откровенно недалеким и вдобавок ко всему обратился за помощью к цинам, наивно (мягко говоря) надеясь с их помощью добиться столь желанной власти.
Китайский император Хунли (Цяньлун) внимательно отслеживал все события в Джунгарии и, испытывая удовлетворение от неурядиц в стане заклятого врага, в то же время не мог не обеспокоиться тем обстоятельством, что Джунгария медленно, но верно уходила под власть казахов. Обращение Амурсаны стало лишь поводом. В 1755 г. цинское войско вторглось в Джунгарию. Началась война за “джунгарское наследство”.
Китайцы спешили. “Если не двинуть быстро войска, то казахи непременно по счастливой случайности добьются своей выгоды”, - сообщал император Хунли в указе своим генералам. Кампания, благодаря стечению многих обстоятельств, оказалась скоротечной и успешной. Давачи был разбит и пленен, а Джунгария как государство прекратило свое существование. Естественно, что такое положение дел никак не могло устроить ни Амурсану, ни Аблая. При помощи последнего Амурсана организовывает восстание. Начинается совместная борьба джунгаров и казахов против китайцев.
Весной 1756 г. две цинские армии вступают в Казахстан. В своих посланиях к казахам Хунли требовал лишь выдать Амурсану и прекратить оказывать помощь джунгарам. Завоевание казахских степей в планы китайцев не входило. Но уязвленный тем, что многолетние труды пошли насмарку, Аблай решил продолжать сопротивление.
Летние сражения 1756 г. сложились для казахской стороны в целом неудачно. Однако и китайские войска не сумели выполнить поставленную перед ними задачу. Используя преимущества родной степи, отряды Аблая, потерпев поражение, легко уходили от преследований. К сентябрю цины дошли до Ишима, но не смогли заполучить ни Амурсану, ни Аблая. Надвигалась зима, и во избежание встречи с евразийским “генералом Морозом” император отдал приказ вывести войска. Хунли был крайне раздражен итогами кампании: война затягивалась, а тут еще происходили регулярные восстания среди новых подданных.
В начале 1757 года Аблай решил перехватить инициативу в войне, перенеся действия на территорию Джунгарии. Амурсана вернулся на родину и объявил себя ханом. Но китайские генералы больше не собирались допускать ошибок. Восстание было подавлено самым жесточайшим образом. Императорская армия вновь вторглась в казахские степи, и Аблай оказался приперт к стенке. Казахи, напуганные зверствами маньчжуров, развязавших самый настоящий геноцид в отношении джунгар, воевать больше не хотели. Амурсана, обоснованно не доверяя союзникам, бежал в Россию. Аблай пытался по обыкновению хитрить, но был вынужден признать себя цинским подданным и принял обязательства оказывать помощь китайским войскам в истреблении остатков ойратского сопротивления.
Тем не менее, несмотря на поражение Аблая в войне за Джунгарию, значительная часть ее земель все же оказалась в руках казахов. Каким же образом это произошло? Дело в том, что уже с 50-х гг. XVIII века казахские аулы на свой страх и риск стали использовать пастбища Тарбагатая и Семиречья. Китайские пограничные отряды старались жестко пресекать подобные поползновения, но кочевники упрямо, год за годом продолжали самовольно захватывать пустовавшую землю. В конце концов, плети простых пастухов оказались эффективнее сабель батыров. К тому же время играло на казахов. Китай слабел и вскоре превратился в объект для агрессии со стороны европейских держав. После череды так называемых “опиумных” войн Российскому правительству не стоило больших трудов уже за столом переговоров закрепить за собой занятые казахами земли бывшей Джунгарии. Не согласиться с этими требованиями китайцы не могли, поскольку российские власти самым недвусмысленным образом давали понять, что могут прибрать к рукам и Восточный Туркестан.
Вот таким образом и развивались события, что подтверждается всеми известными источниками. Однако казахстанских историков такая картина абсолютно не устраивает. Крушение Советского Союза очень сильно изменило нашу историю, но только не в вопросе казахско-китайских взаимоотношений. С непоколебимой уверенностью отечественные историки утверждают, что китайско-казахская война 1756-1757 гг. закончилась фактической победой хана Аблая, а то обстоятельство, что последний в результате этого конфликта оказался цинским подданным, рассматривается как ничего не значивший элемент дипломатического церемониала. Разумеется, в наш век информации наши историки не могут себе позволить лгать так откровенно, как это делали их советские коллеги. Поэтому используются более замаскированные утверждения. Вот что пишут, например, авторы многотомной “Истории Казахстана”: “… Посольство казахов в 1757 году добивалось признания своих на Тарбагатай, в 1759 г. – на земли в верхнем течении Иртыша, в 1760 г. – на верховья Или. Китайцы согласились на это, вернув законно принадлежавшие казахам земли”. Это же мнение излагают и другие казахские историки, как, например, К. Абуев, который в книге “Хан Абылай и его время” пишет: “Вступив в сложнейшую политическую “игру” с цинским правительством, султан Абылай проявил себя как искусный и тонкий дипломат.… Прежде всего был решен наиболее острый вопрос о возвращении казахам их исконных кочевий на Тарбагатае и Или, ранее захваченных и удерживаемых ойратами”.
Как можно прийти к таким выводам, просто непонятно. Не существует ни одного документа, что Цинская империя передавала казахам земли Джунгарии. Иначе бы казахские историки просто зацитировали бы его до умопомрачения. Напротив, китайцы всячески подчеркивали, что Джунгария принадлежит только им и никому другому. “Если они (казахи) действительно прикочевали в Тарбагатай, то объявить о грозящей каре. Объявить: местность покорена великой династией, в будущем планируем разместить там наши войска. Во время существования Джунгарского ханства вы не осмеливались переходить границы, как посмели прикочевать самовольно”, - писал в одном из своих указов император Хунли.
Ясно, что наши историки, видимо, всерьез опасаются за целостность Казахстана и стремятся внести свою лепту в дело охраны государственных рубежей. Однако, несмотря на все благие намерения, многим ученым не помешало бы уяснить для себя следующие вещи.
1. Республика Казахстан не является правопреемником Казахского ханства (ханств), так же как Китайская Народная Республика не является правопреемницей Цинской империи. Все ссылки на события XVIII века не могут быть признаны состоятельными. Представим себе, что будет, если такие претензии будут заявлены, например, современной Англией. Вообще даже за последние сто лет нельзя найти практически ни одного государства на планете, границы которого бы не изменялись. Судя по всему, нынешние власти КНР это прекрасно понимают, раз уж согласились на признание современной казахстанско-китайской границы. Хотя в советское время этот вопрос оставался нерешенным, и вместо термина “государственная граница” употреблялся термин “фактически охраняемая граница”.
2. Даже если когда-то в Китае будет провозглашен курс на возврат Джунгарии, то вряд ли тут чем-то помогут труды казахстанских историков. К примеру, К. Хафизова в монографии “Казахская стратегия Цинской империи” высказывает свои опасения: “… Китай был завоеван маньчжурами, правившими 267 лет и расширившими территорию Китая до небывалых ни до, ни после них пределов. И на эти территории предъявили претензии в XX веке и нет гарантий, что не будут предъявлять в будущем китайские националисты”. Конечно, нет никаких гарантий! А кто может дать гарантии в том, что завтра Туркмения не потребует Актау, Узбекистан не попросит Чимкент, Россия – Петропавловск, или, например, США не заявят свои “исторические права” на Джезказган. Как любил говаривать прусский король Фридрих II, “если вам нравится чья-нибудь провинция, берите ее, всегда найдется достаточное число историков и юристов, которые возьмутся доказать, что вы имели на нее исторические права”.
“Понятно, что лгать нехорошо, но ведь китайцы занимаются тем же самым”, - может сказать взыскательный читатель. И действительно, китайская историография насквозь пропитана великодержавной идеологией. Но давайте задумаемся вот над чем. У нас в Казахстане, в России, да кажется, и во всем мире особой любовью СМИ пользуется тема китайской угрозы политического, экономического и демографического характера. Читая статьи и книги, посвященные этому вопросу, волей-неволей приходишь к выводу, что необходимо экстренно изучать китайский язык либо осваивать автомат Калашникова. Но авторы апокалипсических прогнозов не в силах ответить на один вопрос. Почему при всех своих колоссальных ресурсах Китай не правил миром до сих пор? Предрекая, что XXI век станет веком Китая, экономисты и политологи исходят из сегодняшних цифр, что, по крайней мере, некорректно. Вспомним, как один умник на исходе XIX века, так же основываясь на имеющихся данных, пророчил Парижу неминуемую гибель в конском навозе. Ведь человек думал тоже вполне логично. Подсчитал количество лошадей, прикинул массу продуктов жизнедеятельности животных и поделил ее на площадь улиц французской столицы. Так же сейчас получается и с Китаем.
История же говорит нам о том, что при всем величии китайской культуры китайское государство всегда с какой-то фатальной неизбежностью оказывалось в тупике. Не кроются ли причины неудач нашего восточного соседа именно в культуре, то есть, в том числе и в историкографических традициях?
Радик ТЕМИРГАЛИЕВ
Континент
|
