По ком звонит баррель
Главный герой "Нефти" настолько же инфернален, насколько и загадочен: откуда он взялся, почему стал таким крутым и кто привил ему неистовую одержимость углеводородами, не объясняется. С самых первых кадров, в которых он долбит киркой породу в шахте, понятно о нем только одно. Инстинкт бурения присущ ему настолько, что в отсутствие инструментов он так же целеустремленно рыл бы землю руками и грыз ее зубами, и даже перелом ноги при падении в шахту не может остановить этого человека, на месте которого любой другой тихо загнулся бы в одиночестве, ожидая помощи.
Герой Дэниела Дей-Льюиса от людей ничего не ожидает, кроме неприятностей, его излюбленное выражение лица — это любопытство, с которым он наблюдает: что такого еще выкинут окружающие его людишки, чтобы он возненавидел их еще больше, хотя это вряд ли возможно. "Нам, нефтяникам, свойственно говорить прямо",— декларирует свою полную искренность эта акула зарождающегося капитализма, и под этим девизом, как и под заявлением "Я вижу в людях самое худшее, и мне не нужно присматриваться", вполне мог бы подписаться режиссер и автор основанного на романе Эптона Синклера сценария Пол Томас Андерсон, сделавший фильм редкой прямоты и жесткости.
"Нефть" содержит минимум технических подробностей относительно нефтедобычи, зато предельно глубоко бурит внутрь человеческой психики, откуда вырываются фонтаны не черного золота, а мутной вонючей жижи. Редкие капли чего-то, что называется, человеческого если и попадаются, то фальшивые: на первый взгляд можно заподозрить в бог весть откуда проклюнувшейся доброте и человечности даже отмороженного героя Дэниела Дей-Люиса — когда он подбирает ребеночка, осиротевшего после гибели одного из рабочих, рывших для него очередной нефтяной источник, и отечески кормит его из бутылочки, продезинфицировав соску вискарем. Ребеночек доверчиво дергает нового папу за усы, не подозревая, к кому в руки попал, и довольно невыносимо вспоминать этот умилительный кадр потом, уже зная, какими расчетами на самом деле объясняется гуманистический поступок приемного отца и чем закончатся его отношения с сыном.
Это, однако, не самые принципиальные, хотя и многое говорящие о герое отношения — основной конфликт разворачивается между нефтяником, скупающим перспективные земельные участки у мирных жителей, тщетно старающихся, чтобы их не облапошили, и священником (Пол Дано), который торгует своими связями с Господом Богом с гораздо большим цинизмом. Омерзение как героя Дэниела Дей-Льюиса, так и зрительское этот гаденыш вызывает, однако, не цинизмом, а благостным выражением круглой прыщавой мордочки и кликушеством, сопровождающим его проповеди, которые честный бурильщик открыто называет "шоу". Сам же герой на бестактный вопрос "Какой веры церковь вы посещаете?" дипломатично отвечает, что вообще-то уважает всякую веру и все религии ему нравятся одинаково. На самом деле это, разумеется, означает, что все одинаково ему отвратительны, а выражение "Меня послал Господь" он использует исключительно в ироническом смысле, отмахиваясь от расспросов излишне боязливых землевладельцев, откуда он такой бойкий выискался.
В какой-то момент начинает казаться, что в этой шутке только доля шутки и вполне можно рассматривать осатаневшего нефтяника не как демона во плоти, а как инструмент Божьего промысла, хотя и весьма безжалостный, осуществляющий зачистку земли от мрази силовыми методами. Пол Томас Андерсон делает всех оппонентов и жертв героя настолько противными, лживыми и трусливыми, что каждое новое злодейство будущего олигарха хочется встречать аплодисментами, переходящими в овацию после расправы с внезапно нарисовавшимся невесть откуда якобы единоутробным братом. Единственный раз, когда неукротимый герой, казалось бы, проигрывает и идет на компромисс,— когда ради того, чтобы прорыть нефтепровод через чей-то участок, ему приходится пережить унизительную процедуру крещения в той церкви, со священником которой он находится в непримиримом идеологическом и финансовом антагонизме. Но это временная уступка, тактический маневр, лишь приближающий осуществление заветной мечты нефтяника заработать наконец столько денег, чтобы никого не видеть. Достигнув этой цели и размозжив последнюю никчемную голову, наивно пытавшуюся тягаться с ним в корыстолюбии, герой с чувством выполненного долга устало говорит: "Я закончил", сидя на полу своего личного боулинга. Хотя он при этом сидит спиной к камере, возникает странное ощущение, что обращается он не столько к своему дворецкому, который осторожно присматривается, что там еще неугомонный хозяин начудил, а скорее к загипнотизированным его почти трехчасовым беспределом зрителям, которых он как бы отпускает: ладно, пока идите, но вообще подумайте, как бы и на вашу голову не нашлась кегля.
|